Бездомных собак я не любил. Помимо прочего – из соображений безопасности. Они могли переносить заразу, а сбившись в стаи, регулярно нападали на людей. Еще работая в милиции, я видел десятки таких случаев.
Тем не менее появление своры у себя во дворе я проворонил. Рыжие и серые здоровые псины внедрялись как профессиональные шпионы. По одной и не привлекая внимания.
Конечно, залогом их успеха стала старая одинокая с прибабахом бабка Шура, про которую ходили легенды одна фантастичнее другой. Вероятно, такие живут в каждом доме. Чаще они разводят кошек в квартире или возле подъезда. Наша же сумасшедшая любила собак, встречая каждую вновь пришедшую как старую знакомую. Кормила и поила их, отчего у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что у дворняг есть хозяин. Когда популяция собак достигла четырех особей, Шура со своими подружками даже сделали им картонный дом-конуру.
Поначалу четвероногие вели себя тихо, чем тоже усыпили бдительность. А когда спустя пару месяцев начали проявлять гонор, было поздно. Большинство жильцов нашего старого четырнадцатиэтажного дома на окраине Москвы считали стаю частью двора. Существовало даже мнение, что она его защищает.
Протестующие, включая меня, попытались принять меры, но потерпели поражение. Старухи, ведомые неутомимой бабкой Шурой, умело отбивались, объявляя собак своими, чем сводили на нет официальные способы противодействия. Принимать же радикальные меры причин не было. Тем временем собаки вели себя все агрессивнее. Лай во дворе замолкал все реже.
В тот теплый апрельский день я освободился пораньше, чтобы выполнить данное восьмилетнему сыну Лешке обещание сводить его в аквапарк. Моя супруга Таня, сидящая в декрете с малышкой Полей, уже все подготовила. Так что я заскочил домой, перехватил пару бутербродов с кефиром и, взяв Лешку, отправился в путь.
Выйдя из подъезда следом за сыном, я увидел слева, на прилегающем к дому газоне, большую – нет, огромную! – пятую точку, обтянутую безразмерной черной юбкой. Она могла принадлежать только главной организаторше псевдопитомника – Шуре. Наклонившись, она сыпала на картонку хрящи и кости для своих любимцев. Радостно гавкая и виляя хвостами, те гурьбой жались к ее ногам – три больших, со среднюю овчарку, кобеля и чуть поменьше сука.
Когда мы вышли из подъезда, вся стая замерла и уставилась на нас. Наш путь пролегал мимо них. Чем ближе мы подходили, тем плотнее собаки обступали хозяйку. Послышалось низкое рычание. Бабка же, ничего не замечая, продолжала выкладывать угощение.
Я прибавил шаг, стараясь догнать сына, на пару метров обогнавшего меня, и окликнул его. Это было ошибкой. Услышав мой голос, сучка гавкнула, и в ту же секунду ближайший рыжий кобель рванулся вперед.
Лешка закричал, а у меня сдавило сердце. Я бросился к сыну, собираясь пнуть псину ногой в живот, но трусливая дворняга сбежала к своим, и теперь они стояли за необъятной спиной тетки, лая в четыре горла.
– Чё орешь? – услышал я возмущенный старческий голос. – Собачек напугал!
Дрожащими руками я закатал штанину Лешке и посмотрел на его ногу. На икре в два ряда тянулись следы от зубов: из четырех, самых крупных, тонкими струйками текла кровь. Об аквапарке сегодня можно было забыть.
– Хана твоим шавкам, старуха, – прорычал я, оглядываясь, – они ребенка покалечили!
– Что ты мелешь! Они никогда никого не кусали! Твой пнул, небось, одну, ну и получил что должно, – старуха размахивала зажатой в руке костью. – Да и тебя, выродка, я знаю. Ты давно животинок невзлюбил. Только попробуй подойти к ним! Пожалеешь!
Стоявшие по обе стороны от нее собаки продолжали брехать и щерить зубы. По мере возрастания визгов старухи они подходили все ближе. Как бы не бросились.
Береженого бог бережет – я взял плачущего сына за руку, и мы отступили к подъезду. Страх практически ушел, вместо него нарастала злость. Если бы под рукой была палка или ствол, не каждая из «животинок» встретила бы следующий день.
Пока мы поднимались в квартиру, я успокаивал сына, по возможности отвлекая его от ран на ноге.
Таня мыла посуду и не услышала, что мы вернулись. Я позвал ее.
– Забыли чего? – вытирая руки полотенцем, супруга вышла в прихожую. Глаза ее расширились, едва она увидела красную от крови ногу Леши. – Что случилось?!
Она упала на колени перед вновь разрыдавшимся сыном, помогая ему раздеться, а я тем временем рассказал о происшествии.
– Перестрелять всех! – воскликнула Таня, когда я закончил, и мы, сидя на диване, обрабатывали раны Леши перекисью водорода и зеленкой. – Теперь же можно, да? Они же на человека бросились! А эту старую су… сволочь в дурку сдать!
– Можно поработать над этим, – ответ вырвался автоматически: в ту секунду меня волновало другое. В пылу эмоций я упустил один важный момент. Бешенство! Ведь бродячие собаки часто его переносят, а у Лешки трипанофобия – боязнь уколов. Провести лечебный курс ребенку с таким диагнозом – сломать ему психику.
– Пойду позвоню паре знакомых. – Потрепав сына по волосам, я встал и пошел в маленькую комнату, по пути ища в памяти мобильника нужный номер. Иван Попов – мой давний друг, – он работал главой крупной химической лаборатории.
– Привет, Олег! – раздался радостный голос из трубки. – Как дела? Какими судьбами?
– Привет, Вань. Так себе дела. По сильно личному вопросу звоню, есть пять минут?
– Для тебя всегда. – Иван посерьезнел, и было слышно, что он отошел в более тихое место. – Что случилось?
– Леху бездомная собака укусила только что. За ногу. Сильно. Что делать?
От паузы, последовавшей после моих слов, мне стало не по себе. Иван прокашлялся.
– Хмм, в прошлом году я бы сказал «не парься», – он сделал еще одну паузу, – но в этом по Москве случаев бешенства много. Сам понимаешь, даже если шанс один к двадцати, это много.
Ноги ослабли, и, придерживаясь за спинку кровати, я сел.
– Какие есть варианты?
– Наиболее простой – уколы… много уколов.
– У Лешки трипанофобия.
– Ах, да … херово… Тогда нужно поймать ту собаку.
– Тут местная сумасшедшая ее защищает, отбивает все попытки вызвать ловцов.
– Ну так сам поймай! Маленький, что ли? Олег, дело серьезное: или уколы, или псину. И это… не обязательно живую. Я сегодня у себя до 22:00, если что.
– Спасибо, Ваня, сейчас сориентируюсь, перезвоню, – я выключил телефон и минут пять еще сидел, глядя в пол и обдумывая действия. Тем временем в комнате продолжал вскрикивать от боли Лешка и всхлипывать бессильная ему помочь Таня.
Два месяца назад мне исполнилось тридцать семь лет; я занимал не последнюю должность в частном охранном предприятии, а до этого проработал десять лет в местном отделении милиции, так что людей, готовых помочь, нашел без проблем.
В 20:00 я и двое моих старых друзей, Толик и Вован, въехали на неприметном «Киа Рио» во двор моего дома. Номера предварительно заклеили журнальными листами. Сами же мы были в темных очках, бейсболках и с бутафорскими бородами. В общем, походили на заезжих моджахедов.
Накрапывал дождь, так что людей на улице не было. Мы с Толиком вышли, Вован же остался за рулем, готовый к быстрому старту. Я чуть поотстал, а Толик уверенной походкой направился к собачьей своре, уже вышедшей навстречу из импровизированной конуры.
Мой друг был прирожденным укротителем. Безошибочно по моему описанию он вычислил нужную собаку и, отогнав в сторону других, подманил ее. Дальше мой ход.
Рыжий кобель был в метре от меня, но даже не думал убегать. Он кусками хватал с мокрого асфальта мясо, приготовленное специально для него. Я вынул из-за пазухи «осу» и, приставив короткий ствол практически к его голове, выстрелил.
С какого-то балкона донесся истошный вопль. Мы схватили еще вздрагивающее тело пса и закинули в заранее выложенный пленкой багажник. А еще через несколько секунд машина с визгом рванулась со двора.
Домой я вернулся около двенадцати ночи. Лешка и Поля уже спали, а Таня ждала меня на кухне. Перед ней стояла на четверть опустошенная бутылка виски и кока-кола. Она не пила уже года два с того момента, как мы решили завести второго ребенка, и сейчас заметно захмелела.
– Как же так, Олежа? – пробормотала она, когда я зашел на кухню. – Рожаешь их, растишь, воспитываешь, а потом какая-нибудь сука твоего ребенка гробит! На машине сбивает или собаками травит… Как жить?
Она заплакала. Я сел на корточки и взял ее за руки.
– Не плачь, малыш, прорвемся. – она всхлипнула еще раз и, наклонившись, уткнулась лбом мне в плечо. Через несколько минут ее дыхание успокоилось, она была на грани сна. Я аккуратно высвободился, пытаясь встать, но супруга встрепенулась и прошептала:
– В дверь звонили несколько раз, и шум был какой-то. Но я не открывала, как ты и говорил.
– Моя умница, – я коснулся пальцами ее щеки, – тебе надо отдохнуть. Отнести тебя в постельку?
– Да, – Таня встала, обняла меня за шею и расслабилась.
Она заснула еще до того, как я донес ее до кровати. В свете падающего из коридора света ее лицо выглядело умиротворенным, а губы трогала легкая улыбка. Надеюсь, после такого дня ей приснится что-нибудь хорошее.
– Спокойной ночи, малыш, – я поцеловал ее и вернулся на кухню. Одиноко стоящая посреди стола бутылка виски притягивала, и я не стал сопротивляться. Треть стакана и немного колы. Залпом выпил. Закусил последней долькой яблока, лежащей на блюдце. Полегчало.
Дело было сделано. Иван обещал результаты анализов в кратчайшие сроки, так что колоть Лешку будем, только если диагноз подтвердится.
Несмотря ни на что, было немного жалко кобеля, которого пришлось застрелить, но тут вариантов не было. Чтобы исключить такие ситуации, нужны законы, не позволяющие диким собакам бегать по улицам. Нужны приюты.
Я налил еще виски, но кола закончилась, и пришлось пить его чистым. За что все любят это пойло? Водка, и та лучше, по крайней мере не воняет. Но тепло по телу разлилось приятное. Тут ничего не скажешь.
Веки налились тяжестью, и я не стал тянуть: пошел в спальню и практически моментально уснул.
Меня разбудил настойчивый звонок на мобилу. Судя по мелодии, это Серега Филин, наш участковый. За ним не водилось привычки звонить в субботу по пустякам.
– Привет, Серег, – сказал я, с трудом выудив телефон из-под кровати, – что-то случилось?
– Здоров, Олег! Да есть кое-что, удобно говорить-то?
– Уже да, – потягиваясь, я сел, – выкладывай!
– Заява на тебя поступила. От Семиной Александры Ефимовны.
– А… и что пишет Александра Ефимовна?
– Пишет, что ты чеченов нанял, чтобы они одну собаку застрелили, а остальных отравили.
– Гон какой-то, она сумасшедшая!
– Ну про чеченов-то понятно: привиделось ей. А вот что трех собак дворники нашли мертвыми сегодня с утра у твоего дома, это факт достоверный. И походу, реально их траванули.
Сон сняло как рукой. Кто-то под шумок решил избавиться от шавок, зная, что подумают на меня. Умно, но не очень приятно. У псин много защитников – с говном съедят.
– Серый, не нанимал я никаких чеченов. И собак не травил, зуб даю. Одна из них Леху вчера покусала. Весь дом в курсе, что мы поскандалили с… Александрой Ефимовной. Вот кто-то и подсуетился. Если надо, напишу что угодно.
– Олег, не первый год знакомы, знаю, что травить не будешь. Пока не надо ничего. Но на всякий – будь на связи. И если есть возможность, помирись с бабкой. Окей?
– Окей, попробую. Спасибо за звонок. Давай, Серый!
– Давай!
Отключившись, я еще долго сидел, думая, что предпринять. Очевидно, придется провести информационную компанию по обелению своего имени. Ну и, наверное, зайти к старой карге.
В окно светило теплое весеннее солнце, а по квартире распространялся манящий аромат домашних котлет и кофе.
Ладно, разберемся как-нибудь.
Я заскочил в туалет, быстро умылся и зашел на кухню. Вся семья была в сборе. Лешка, увлеченный телевизором, уплетал овсяные хлопья с молоком. Поля, вся измазанная, улыбалась и тянула ко мне крохотные ручки. Таня как раз поставила на стол чашку с дымящимся черным кофе и с тревогой смотрела на меня.
– Всем привет! – я поцеловал всех по очереди и сел за стол.
– Котлеты будешь с яичницей? – спросила супруга, выключая сковородку.
– Конечно, малыш.
Я повернулся к Лешке:
– Как нога? Болит?
– Немного, – он даже не посмотрел на меня, ведь по телевизору кого-то усердно молотил Железный человек.
– Кто звонил? – Таня поставила передо мной дымящуюся тарелку: пахло восхитительно.
Пока сын занят мультиками, можно говорить свободно, но я все равно понизил голос:
– Серега Филин. Кто-то ночью отравил всех собак в нашем дворе – некоторые соседи думают на меня. Возможно, даже многие.
Таня медленно опустилась на табуретку и тихо спросила:
– Но это же не ты?
– Нет, – невесело ухмыльнулся я. – Хотя, помнится, вчера кто-то предлагал перестрелять их всех.
– Да, но… – она опустила глаза в пол, – это так…
– Забей, в любом случае это не я, а вот расхлебывать, похоже, мне…
Словно в подтверждение моих слов в дверь позвонили. И еще. И еще. Я попросил домашних остаться на кухне и пошел к двери. За ней никого не было. Стоит ли выходить? Была не была. Замок щелкнул, и я толкнул дверь.
Никого. А вот на стене, рядом со звонком, висел листок, вырванный из ежедневника. Текст на нем гласил: «Ты пожалеешь, убийца!».
Писать угрозы от руки – большая ошибка. Аккуратно, за уголок, я взял улику и вернулся в квартиру. Положил записку в файл и пошел на кухню, где все рассказал Тане. Ее губы задрожали.
– Что это значит, Олег? – она обеспокоенно посмотрела на детей. – Это серьезно?
– Не знаю. Похоже, старушки пылают праведным гневом и действительно могут какую-нибудь гадость учинить. Сейчас доем и схожу к этой Шуре, попробую поговорить.
Таня молча кивнула. Она сидела, сильно сжав коленями ладони, и, видимо, была готова разреветься.
– Не волнуйся, малыш, – я быстро покончил с остатками яичницы, одним глотком выпил кофе и встал.
Предстоял тяжелый разговор.
– Чего тебе надо, убивец?! – заорала через дверь бабка Шура.
– Поговорить хотел, – ответил я, как мог, вежливо.
– Ты уже все сказал, выродок! Теперь моя очередь! Вали отсюдова!
– Да не я ваших собак отравил! – повысил я голос, но продолжить не успел: дверь распахнулась, и бабка с перекошенным от гнева лицом налетела на меня.
– Что ты мне брешешь тут? Испугался, гаденыш?! Кишка тонка за свои поступки отвечать? Только все, поздно уже! Пошли часики! – старуха кричала на меня, толкая в грудь сморщенными руками, слюни летели из беззубого рта. Желание запихать ее обратно в квартиру было огромным.
– Да не я это, дура старая! – тоже заорал я. – Не я их отравил!
Она остановилась и, сделав шаг назад, с прищуром посмотрела на меня. Лет сто ей точно. Серый цвет лица, морщины одна глубже другой. Седые волосы торчат из носа, ушей и огромной бородавки на правой щеке. Губы трясутся, а выцветшие глаза будто смотрят насквозь.
– Знаю, что не ты! Ты же слабак! Чечены твои все сделали! Но отвечать тебе! Ты во всем виноват! И ублюдок твой, что собачек дразнил! Вы все ответите! Проклинаю! – она плюнула мне в лицо и, юркнув в квартиру, захлопнула дверь.
Меня всего трясло от омерзения и гнева. Вряд ли старая ведьма могла сделать что-то действительно опасное мне или Тане, но вот подловить Лешу…
Вернувшись домой, я настрого запретил домашним открывать дверь и выходить из квартиры. Затем позвонил участковому.
– Я сегодня бегаю весь день, – сказал он, выслушав меня, – все как с цепи сорвались. Давай через час встретимся у «Магнита», ты мне передашь листок этот, заодно и обсудим все.
На том и порешили.
Таня сильно нервничала и не хотела меня отпускать. С трудом удалось убедить ее. Уходя, я добился клятвенного обещания никому не открывать и, если что, сразу звонить.
Звонок супруги раздался гораздо раньше, чем я думал: едва мы пожали с Филиным руки и поздоровались. От плохого предчувствия у меня скрутило живот.
- Олежа, срочно беги домой! – завопила трубка голосом Тани. - Тут в дверь ломится кто-то! И кровь! Кровь повсюду!
Все, что она говорила, слышал и участковый. Не сговариваясь, мы рванули в сторону моего дома.
Спустя пять минут, запыхавшиеся, мы вышли из лифта у меня на этаже. Я открыл холл и буквально прирос ногами к полу. По коже поползли мурашки, а внутри все похолодело. Картина, представшая нам, была словно вырвана из сатанинского пособия по рисованию. Залитый кровью пол, а на нем – источающие сильный гнилостный запах внутренности крупного животного, возможно, свиньи. Мою дверь и всю стену напротив покрывали перевернутые звезды, цифры и куча каких-то знаков, похоже, также нарисованных кровью.
– Что за херня?! – раздался сзади сиплый голос Филина, вернувший меня в реальность. Непослушными руками, с трудом попадая в замочные скважины, я открыл дверь и вбежал в квартиру.
– Таня! – промокшая рубашка прилипла к спине.
– Мы на кухне, – с огромным облегчением я услышал голос супруги и рванул к ней. Сергей закрыл дверь и прошел следом.
Мы долго стояли, обнявшись. Таня плакала, и ее била дрожь. Испуганный поведением матери, Лешка тихо сидел в углу.
После короткого обсуждения мы решили, что жене с детьми стоит недельку пожить на даче у ее родителей. Шестьдесят километров от Москвы по Новорязанскому шоссе – то, что надо.
Пока остальные собирали самое необходимое, я включил компьютер и быстро напечатал незамысловатое объявление:
«Уважаемые жильцы!
Хочу уведомить вас, что я, Федоров Олег Геннадьевич, проживающий в квартире 53, вопреки наглым инсинуациям, к травле собак никакого отношения не имею.
Если у вас нет доказательств, просьба не распространять лживые слухи!
А с клеветниками мы встретимся в суде!
С уважением, Федоров О.Г.»
Затем распечатал его в пятидесяти экземплярах, собираясь развесить по всему дому. Участковый план одобрил.
Выйдя из подъезда, мы натолкнулись на трех женщин, которые активно что-то обсуждали. При нашем появлении они замолчали. Взгляды, обращенные на меня, были крайне недружелюбными. Я подошел и, поздоровавшись, протянул одной из них три распечатанных объявления. Помявшись несколько секунд, она взяла их. И на том спасибо.
Мы быстро покидали сумки в машину (надо же, даже колеса не проткнули) и, попрощавшись с Серегой, отправились в путь.
Вернулся в город я в десятом часу вечера. Таня долго уговаривала меня остаться и ревела. Да что греха таить, я и сам не хотел никуда ехать. Загородный воздух, свежая зеленая трава, замаринованный шашлык и самогон тестя притягивали значительно сильнее, чем больные старухи, рисующие кровью пентаграммы. Но эта ненормальная (или ненормальные) покусилась на самое святое: на семью и дом. Во что бы то ни стало в ближайшее время необходимо ликвидировать угрозу.
По пути домой я заехал в «Магнит», чтобы купить упаковку пива и пару пачек сухарей. От Сергея новостей не было: посланный к бабке наряд никого не застал.
Что делать? Очевидно, даже если старая карга и дома, мне она не откроет. Устроить засаду у подъезда? Скорее нет: наиболее вероятная цель нападения – квартира, так что и ждать следует там.
Машину я бросил у магазина и последние пятьсот метров прошел пешком, настраивая себя на боевой лад.
Развешенные днем по подъезду объявления исчезли. Ничего, мы не ленивые. Не спеша двигаясь вверх по лестнице, я кропотливо скотчем приклеивал листки на каждом этаже.
Вот и десятый, здесь живет старуха. Как и ожидалось, на настойчивые звонки в дверь никто не открыл. Не сдержавшись, я повесил объявление прямо на глазок и пошел домой.
В холле все осталось так же, только кровь подсохла, внутренности исчезли, а вонь усилилась. Утром предстояла большая уборка. Ну а пока...
Пока нужно быть внимательным, постараться поймать бабку на чем-то горячем и сдать ментам. Прямой телефон дежурных на этот случай я взял у Сереги. Если же она сегодня не явится, с утра придется навестить всех более-менее активных жильцов подъезда и убедить их в своей невиновности. Это выбьет фундамент из-под ног моих противников.
Я проверил, не заляпан ли кровью глазок и закрыл дверь. Прихожая погрузилась во мрак. И тут меня стрелой пронзила уверенность, что в квартире я не один. Выключатель щелкнул – загорелся свет.
Никого.
Сердце колотилось, а на лбу выступила испарина. Как никогда я жалел, что послушал Таню и убрал из прихожей бейсбольную биту. Под кроватью она бесполезна. Надо было вчера попросить у Толяна «осу».
Медленно, бочком, я двигался в сторону кухни, прижимаясь спиной к стене коридора и не выпуская из поля зрения темные проемы обеих комнат. Добрался до тройного выключателя – нажал. Яркий свет вселил уверенность. Быстро выглянув из-за угла, я окинул взглядом кухню. Пусто. В два шага я подлетел к столу и выхватил из ящика самый большой нож.
Осмотрелся. Знакомая до мелочей обстановка: стол с пустыми чашками и солонкой. Грязная посуда в раковине, капающий кран, до которого все никак не доходят руки. Похоже, просто нервишки пошаливают.
Ощущение чужого присутствия пропало.
Я осторожно вышел в коридор, и тут меня охватила злость. Как так-то? Взрослый мужик испугался старой бабки и пытается найти ее в своей квартире, при этом дрожит как осиновый лист? Дичь какая-то. Не ожидал от себя такой мнительности.
Квартира была пуста. С досадой кинув нож в мойку, я пошел в душ. Вода успокоила, и через двадцать минут я устроился в кресле у компьютера и наконец открыл первую банку пива. Чтобы не пропустить ни малейшего шороха музыку включать не стал.
Стоило сделать несколько глотков и немного расслабиться, как за входной дверью послышались шаги. Я на цыпочках подошел: тишина. Посмотрел в глазок: никого.
В большой комнате что-то упало. Я бросился туда. Пусто. На полу покачивается солдатик Лешки, упавший со стола.
Опять появилось ощущение, что рядом кто-то есть. Бред какой-то. Так и с катушек можно съехать. Я вернулся в комнату, залпом допил пиво и открыл вторую банку. Если не пить, ночь может затянуться. Снова сел за компьютер, загрузил новости и погрузился в чтение.
Прошло три часа. Пиво подходило к концу, но дело свое сделало: все недавние ощущения я свалил на разыгравшееся воображение.
Пора ложиться. Я сходил в туалет, почистил зубы, еще раз проверил входную дверь и посмотрел в глазок. Все в порядке.
Щелкнул выключатель, и коридор погрузился в темноту.
Что это? В глубине большой комнаты, под компьютерным столом, что-то краснело. Переходник? Нет, вон он, правее. Я сделал неуверенный шаг вперед и присмотрелся. Да это глаза! И они приближаются! В панике я ударил по выключателю.
Стол, на нем компьютер. Рядом мигает зеленой лампочкой модем. Все как всегда.
Вдох. Выдох. Как унять колошматящееся сердце?
Я снова погасил свет. Глаз нет.
Срочно спать! А завтра любым способом решать вопрос. Если меня так колбасит, как тут будет себя чувствовать Таня?
Я прошел в спальню, разделся, выключил последнюю лампу и, не закрывая дверь, лег. Прислушался: все как обычно, посторонних звуков нет. Сон долго не шел, в голове проносились события сегодняшнего дня. Если бы не пиво, может быть, вообще не получилось бы заснуть. Наконец веки потяжелели, и я закрыл глаза.
Вокруг темнота, а передо мной горит пентаграмма высотой в человеческий рост. За ней просматривается сгорбленный силуэт во всем черном. Старуха тычет в меня скрюченным пальцем и хохочет.
Меня разбудил собственный крик. Кровать была насквозь мокрой. Лежа лицом к стене, я старался восстановить дыхание, и вдруг услышал за спиной громкий цокот.
Я обернулся и успел увидеть два горящих красных глаза за мгновение до того, как что-то тяжелое и горячее прыгнуло на меня. Рядом с ухом раздался звук схлопывающихся челюстей.
Адреналин вытеснил страх. Я отпихнул нападавшего и слетел с кровати. Нечто большое и темное разворачивалось на одеяле, готовясь к следующему прыжку. Оно прыгнуло одновременно с тем, как я бросился в коридор. Лапа чудовища зацепила плечо. Резкая боль и тепло от крови, текущей по руке.
Я хлопнул ладонью по выключателю. Свет не загорелся. Еще не хватало! На кухню! Зверь (вроде волка) снова атаковал и снова промазал, пролетев в считанных сантиметрах за моей спиной и ударившись о входную дверь.
До кухни, где в мойке лежал огромный нож, оставалось меньше метра, когда перед моим взором вспыхнула пентаграмма. В ушах раздался зловещий хохот больной старухи, а кухонная дверь с грохотом захлопнулась.
Я со всего размаха врезался в нее, на мгновение потеряв ориентацию. Вот сука! Я обернулся. Чудище, оправившись от удара, стояло в трех метрах от меня. Гигантская собака. Не черная, как мне показалось изначально. Ее тело было точно соткано из тени. А самое страшное, что ее красные глаза не находились на одном месте, а будто бы двигались на постоянно меняющей форму морде. Адреналин стремительно уступал место леденящему кровь ужасу. Я судорожно искал и не мог найти выход.
Тем временем адская псина зарычала и, пригнувшись, приготовилась к решающей атаке.
Я сделал единственное, что мог. Когда тварь прыгнула, дернул на себя дверь туалета и уперся в нее плечом. Ба-бах! Огромная туша врезалась в дерево, и меня сдавило между двумя дверями. Ребра сжало, и я едва не задохнулся, но досталось и чудовищу: оглушенное, оно упало на пол.
Собрав все силы, я сдвинул его с места и попробовал перепрыгнуть. Не вышло. Массивные челюсти сомкнулись у меня на ступне. Едва не потеряв сознание от боли, я с криком рухнул на пол.
Псине тоже пришлось несладко, но я понимал, она скоро придет в себя. И тогда мне хана. Оставались считаные секунды, чтобы что-то предпринять. Добраться до биты с перекушенной ступней нет шансов, даже если я и освобожусь. Оставался один выход – нападать!
Я сцепил зубы. Превозмогая ослепляющую боль, развернулся к собаке и бросился на нее. В глазах потемнело, но голова зверя оказалась в моих руках. Собрав все силы, я надавил большими пальцами на глаза.
Раздался вой. Чудовище разжало челюсти и отпрянуло назад. Перебирая окровавленными руками по скользящему паркету, я пополз в другую сторону. За спиной слышалось рычание, иногда переходящее в скулеж. И удары, когда тварь, вставая, билась о стены.
К моему огорчению, они быстро стихли. По медленному, но уверенному цокоту когтей я понял: смерть приближается.
Лежа на спине, я пальцами уже нащупал бейсбольную биту, когда собака появилась в дверном проеме и сразу прыгнула. Мне повезло: ослепленная, она чуть промазала, и я двумя ногами сумел откинуть ее на кровать. Бита уже была у меня в руках, но прокушенную ногу снова пронзила боль, и я отрубился.
Гнилостная вонь привела меня в чувство. Я открыл глаза и увидел прямо перед собой гнусную безглазую морду. Зверь разинул пасть, готовясь вцепиться мне в горло. Я едва успел засунуть биту в смыкающиеся челюсти.
Послышался треск крошащихся зубов, а следом громкий визг. Я собрал остатки сил и скинул тварь с себя. Стараясь не попасть под сучащие лапы, наклонился и вдавил биту ей между челюстей. Звук – будто с трудом рвется плотная материя.
Я надавил сильнее. Давай!
Всей массой я рухнул на врага.
Раздался протяжный хруст, и собака, вздрогнув, замерла. Я свалился рядом.
Перед глазами плыли разноцветные круги. Все тело ломило, рану на плече жгло огнем, а в ногу, казалось, загнали раскаленный штырь. Вот бы просто полежать часик-другой.
Нельзя. Неизвестно состояние ран и какова кровопотеря. Отдышавшись, я пополз на кухню.
Остаток ночи прошел в тумане. Аптечка, зеленка, бинты. Боль. Виски.
Как я попал в кровать, я не запомнил.
Утром меня разбудил телефонный звонок. Снова Сергей. Звук шел из-под кровати, хотя вроде, ложась, я клал мобилу рядом. В голове мелькали обрывки дикого сна про бешеную собаку с красными глазами.
Свесившись с матраса, я дотянулся до трубки:
– Привет, Серег!
– Привет, привет! Не спишь? – голос у участкового был непривычно возбужденный. – У меня новости. Думаю, тебе будет интересно.
– Рассказывай, – я откинулся на спину. Все тело ныло, и очень болела правая ступня.
Сквозь белый тюль я смотрел на затянутое облаками небо и слушал самый удивительный рассказ в своей жизни.
Ночью соседи, разбуженные воплями и криками, доносившимися из квартиры Семиной Александры Ефимовны, вызвали полицию. Прибывшему наряду никто не открыл. Понукаемые подругами старухи, у одной из которых оказались ключи, стражи порядка проникли внутрь двушки пенсионерки.
Маленькая комната и кухня были обычными для любой женщины ее возраста: ковры, шкафы «Хельга» и куча бесполезного хлама. А вот большая комната…
В черной комнате не было мебели. Повсюду стояли свечи, некоторые из них еще горели. На полу в центре нарисованной кровью пентаграммы лежала мертвая Александра Ефимовна.
Причиной смерти стал разорванный собственными руками рот.